КОГДА ЖЕ НАПИСАНА "КОНАРМИЯ"?

 

Бытует схема: сначала взлет Бабеля — "Конармия", затем па­дение... до "Одесских рассказов", знаменующее расхождение писателя с современностью, революционной действительно­стью. Даже в академической "Истории русской советской ли­тературы", после ссылки на статью В.Полонского, где мельком упоминалось, будто "Конармия" написана в 1920 году, следует вывод: "В более поздних своих вещах Бабель отошел от того уровня, который был им достигнут в его рассказах о Конар­мии... От изображения своеобразного быта одесских банди­тов... у Бабеля уже не было пути к пониманию революционной действительности" [16]. На самом деле этапы творческого разви­тия Бабеля иные.

И.Смирин, много сделавший для разыскания произведений Бабеля, выдвинул предположение, что "над конармейскими и одесскими циклами писатель работал одновременно"[17]. В подтверждение он ссылается на три факта: свидетельство К.Паустовского, что летом 1921 года Бабель показывал ему рукопись с двадцатью двумя вариантами рассказа "Любка Казак"; пуб­ликацию в одесской газете "Моряк" 23 июня 1921 года "Коро­ля"; слова в варианте "Автобиографии" (1932-1933): "За два года были написаны "Конармия" и "Одесские рассказы".

Почему же Бабель в обоих вариантах "Автобиографии" (1924 и 1932-1933 годы) "замаскировал" тот факт, что "Одес­ские рассказы" писались раньше "Конармии", совсем в другие "два года"?

Он считал истинным началом своей литературной работы , 1924 год, которому, по его словам, предшествовало семь лет хождения "в людях", период, когда ему "много пришлось узнать". В 1926 году вышло первое издание "Конармии". Во втором варианте "Автобиографии", написанном через семь лет после этого, вслед за словами о "двух годах", когда созда­валась "Конармия" и "Одесские рассказы", идут фразы: "По­том снова настала для меня пора странствий, молчания и со­бирания сил. Я стою теперь перед началом новой работы". То есть Бабель читателям стремился объяснить, почему семь лет после "Конармии" он не выступил с новым произведением та­кого же размаха и такой же новизны. Вот для чего он и сопос­тавил два семилетия: 1916-1923 и 1926-1933 годы. Странст­вия, собирание сил действительно были, но молчания не было. Это подтверждается еще одним фактом. В "Автобиографии" 1924 года написано: "И только в 1923 году я научился выра­жать мои мысли ясно и не очень длинно. Тогда я вновь при­нялся сочинять". Но во втором варианте Бабель изъял подчер­кнутые мной слова. Изъял потому, что "сочинял" и публико­вал "Одесские рассказы" и ряд других произведений в 1918-1922 годах.

"Как это делалось в Одессе" появилось 5 мая 1923 года в одесских "Известиях". Значит, три из четырех "Одесских рас­сказов" были написаны, а два и опубликованы за два года — с лета 1921 года по весну 1923 года. Пять из тридцати четырех новелл, вошедших в первое издание "Конармии", печатались в феврале — мае 1923 года, затем в период с июня 1923 года по апрель 1925 года — еще двадцать семь.

Бабель не раз говорил, что он работал над "Конармией" не в 1920 году, не во время польского похода. "...Полученные от действительности впечатления, образы и краски я забываю. И потом возникает одна мысль, лишенная художественной пло­ти, одна голая тема... Я начинаю развивать эту тему, фантази­ровать, облекая ее в плоть и кровь, но не прибегая к помощи памяти... Но удивительное дело! То, что кажется мне фантази­ей, вымыслом, часто впоследствии оказывается действитель­ностью, надолго забытою и сразу восстановленною этим неес­тественным и трудным путем. Так была создана "Конармия", причем даже фамилии героев, которые, казалось мне, я придумы­вал, оказались подлинными именами людей" [18]. "Во время кам­пании я написал дневник, к сожалению, большая часть его по­гибла. В дальнейшем я писал, не пользуясь этим дневником, уже больше по воспоминаниям, и отсутствие, может быть, единства или сюжета объясняется отсутствием этого дневника" [19].

25 июня 1925 года Бабель писал Горькому: "В начале ны­нешнего года — после полуторагодовой работы — я усомнился в моих писаниях. Я нашел в них вычуры и цветистость"[20]. Полтора года — время с лета 1923 года по начало 1925 года.

Предположение, что это период основной работы над "Кон­армией" и лишь "дочистки" уже готовых "Одесских расска­зов", подтверждается и другими материалами. 17 апреля 1923 года Бабель сообщает из Одессы И.Л.Лившицу: "Напечатал для денег в местных "Известиях" несколько пакостных отрыв­ков, пакостных уже просто потому, что они отрывки". Это опубликованные в феврале "Письмо", "Костел в Новограде", "Учение о тачанке", "Грищук" и "Кладбище в Козине". "Кон­армии" еще нет, но есть "отрывки", и их мало: в мае появляет­ся только "Смерть Долгушова", в июне — "Путь в Броды" и "Прищепа", в июле — один "Шевелев" ("Вдова"). 6 декабря 1924 года — письмо Фурманову: "Я рукопись ("Конармии" — Л.Л) подправляю, кроме задичавших казаков там появились и смирные люди, это меня радует"[21]. Ясно, речь идет не только о правке уже готового, но прежде всего о работе над новыми рассказами с новыми героями. Очевидно, это напечатанные уже в 1925 году "Эскадронный Трунов", "Вечер", "Песня". 17 декабря 1924 года Фурманов записывает беседу с Бабелем: "Порешили, что до 15 января он даст мне всю книгу. А дело с ней так: глав до двадцати в общем написано, напечатано; два­дцать написано, но не напечатано, эти просто будут звеньями, цементом для других. Десять пишутся..." [22].

Все сходится на том, что 1923 год — начало 1925 года и есть время создания "Конармии". Единственное противоречие — авторская датировка многих новелл июнем — сентябрем 1920 года. Сохранившиеся части конармейского дневника пи­сателя, как и подготовительные записи к книге, дают возмож­ность раскрыть эту загадку.

Подготовительные записи к "Конармии", хотя написаны разными чернилами и карандашом на различных клочках бу­маги, весьма однотипны. Наметки будущих тем и сюжетов (за­пись: "Сюжеты?"), возникающие при просмотре дневника. Ха­рактерна заметка: "Просмотреть Лашков, Хотин" (Бабель дне­вниковые записи помечал названиями населенных пунктов). Размышления над композицией, стилем: "Натюрморт"; "Расположить по главам"; "Очень просто, фактическое изложение, без лишних описаний"; "По дням. Коротко. Драматически"; "Не соблюдать непрерывности в рассказе"; "Форма эпизодов — в полстраницы"; "Без сравнений и исторических параллелей" и др. (Уже сами эти размышления доказывают: книги еще нет, она "не ясна" автору). Различные варианты соединения тем, случаев, персонажей. Например, сюжет "Бой под Бродами" расположился на десяти страницах, где в изменяющихся и по­вторяющихся сочетаниях записаны эпизоды и детали, которые впоследствии войдут в новеллы "Конкин", "Вдова", "Иваны", "Путь в Броды", "Комбриг два", "Замостье", "Эскадронный Трунов".

"Переход через Збруч" (опубликован в "Правде" 3 авг. 1924 г.) датирован автором — "июль 1920 г.". Один из мотивов этой но­веллы ("Я сплю против беременной женщины") записан на обороте листка, где сделаны выписки из газет о займе совет­ской России 2 октября 1921 года. Значит, даже замысел этого рассказа не мог возникнуть раньше конца 1921 года!

В листках "Соколь 1" и "Соколь 2" читаем: "Одна фраза из письма — страдания посередь той армии понимаю. Порядок: Евреи. Аэроплан. Могила. Тимошенко. Письмо. Похороны Трунова, салют"; "Письмо?” Мельникова, белый жеребец, прошение в армию. Он кланяется и передает вам свою любовь. Тимошенко пишет на крышке гроба"; "Стать смирно. Хо­ронили Павла Трунова. Военком, скажи слово. И военком: произнес речь о власти советов, о конституции СССР и о бло­каде". Совершенно очевидно: перед нами замысел одного рас­сказа, из которого только впоследствии вырастут три само­стоятельные новеллы — "История одной лошади" ("Тимошен­ко и Мельников"), "Продолжение истории одной лошади" и "Эскадронный Трунов". Даже когда появился листок "Смерть Трунова", туда еще входила фраза из будущего "Продолже­ния...": "Хоронили Трунова, всемирного героя, слово для вы­ражения имеет военком. — Товарищи, ком.партия есть железная шеренга, бессчетно отдающая свою кровь в первом ря­ду. И когда из железа течет кровь, то это вам, товарищи, не шуточное дело. — Победа или смерть. Сюжет — речь военкома". Упоминающаяся в речи военкома "конституция СССР" — яв­ная описка Бабеля. Вопрос о создании СССР решался на Пле­нуме ЦК РКП(б) 6 октября 1922 года, текст "Основных пунк­тов Конституции СССР" был принят комиссией ЦК 28 ноября и начал обсуждаться в декабре. Сам же проект Конституции был завершен только к июню 1923 года и введен в действие 6 июля 1923 года. Летом 1923 года вопрос о Конституции СССР был животрепещущим и популярным в общественной и политической жизни страны. Понятны истоки бабелевской опи­ски... Она позволяет утверждать, что еще летом 1923 года не только не были написаны упомянутые новеллы, но даже не определился четко их замысел. А "История одной лошади" да­тирована Бабелем — "Радзивиллов, июль, 1920 г.", "Продолже­ние..." — "Галиция, сентябрь, 1920 г.".

Но это еще не все. Одним из главных в "Эскадронном Тру­нове" стал эпизод с пленными, которого нет в подготовитель­ных листках. Он появился позже — из ненапечатанного рас­сказа "Их было девять" (сохранился и начатый, но незавер­шенный вариант под названием "Их было десять"). Первона­чально писатель хотел включить "Их было десять" в сюжет "Чесники" (позднейшая надпись на рукописи, затем зачеркну­тая). Рукопись "Их было девять" датирована автором "Гликсталь, 4.8.23". То есть "Эскадронного Трунова", "Чесников" и "После боя", связанного с "Чесниками" и датированного "Га­лиция, сентябрь, 1920 г.", не существовало и в начале августа 1923 года.

Следовательно, авторские датировки новелл 1920 годом обозначают не время написания, а время действия в расска­зах. К августу 1923 года написано лишь восемь произведений конармейского цикла, все же остальные — лишь формирова­лись, "роились" в сознании писателя. Полуторагодовая работа, о которой писал Бабель Горькому, протекала с середины 1923 по начало 1925 года.

Все эти соображения подтверждаются и конармейским дневником писателя. В походе у Бабеля были с собой какие-то рукописи. Двигаясь с частями, он неоднократно вспоминает об этих рукописях, хранившихся, вероятно, в поезде, где разме­щалась редакция "Красного кавалериста", чьим корреспонден­том был Бабель: "Спал плохо, думаю о рукописях", "тоска, рукописи, снова рукописи, вот что туманит душу" (записи 11 июля 1920 г.)

Что это за рукописи?

Кроме корреспондентской работы, Бабель выполняет и бое­вые поручения. Длительное время ведет журнал военных действий шестой кавдивизии: "Начал журнал воен. действий, разбираю оперсводки" (12 июля); "Новая страница — изучаю оперативную науку" (17 июля); "Втягиваюсь в штабную рабо­ту" (26 июля). Но несмотря на занятость, непосредственное участие в боях, невероятную тяжесть походного быта манев­ренной кавалерийской войны, которую Бабель разделяет на­равне с красноармейцами, он все время думает о будущей кни­ге. Дневник пестрит императивными пометками: "Корец, опи­сать" (5 июня); "Дать воздух Ровно... Описать вечер" (6 июня); "Описать леса" (23 июня); "Передать дух разрушенного Лешнюва, худосочная и унылая полузаграничная грязь" (25 июля); "описать день — отражение боя" (28 июля); "Описать чувство всадника" (18 августа); "Описать воздушную атаку" (20 авгу­ста). Но только один раз в дневнике будущее время — "опи­сать" — уступило место настоящему: "Пишу — все о трубках, о давно забытых вещах" (12 августа).

На листке с сюжетом "Поэма в прозе" есть карандашная заметка "для памяти": "(Ингулову — смерть Долгушова — Известия — Трактат о трубке)". "Трактат о трубке" нам неизвестен. Не рассуждение ли это мистера Тротиберна о трубках, которое вошло в рассказ "Пробуждение", — о старой дореволюционной Одессе? Как бы то ни было, Бабель еще не может писать и не пишет о революции, о гражданской войне, в которой он сам принимает участие... Уже после горестной записи "о трубках" он вновь и вновь заносит в дневник: "опи­сать", "описать", "описать"...

На следующий день, 13 августа, Бабель пишет письмо. Не за­конченное, оно так и осталось лежать между листков дневника:

"В заголовке мне сегодня надо писать так: опушка леса, что северо-западнее Майданы старые. Здесь в лесу вместе со штаб­ными эскадронами стоит штаб дивизии с утра... Целые дни мы ездим из одной бригады в другую, смотрим на бои, пишем сводки, ночуем у [нрзб.] в лесах, утекаем от аэропланов, швыряющих в нас бомбы. Над нами пленительные небеса, не­жаркое солнце, вокруг дышит сосна, фыркают сотни степных коней, тут бы жить, а наши все мысли направлены к убийству.

Слова мои прозвучали глупо, но война это, действительно, иногда красиво, но во всех случаях вредно.

Я пережил здесь две недели полного отчаяния, это про­изошло от свирепой жестокости, не утихающей здесь ни на минуту, и от того, что я ясно понял, как трудно отрываться мне от старины, от [нрзб]; от того, что было может быть худо, но дышало на меня поэзией, как улей медом, я отхожу теперь, ну что же - одни будут делать революцию, а я буду, я буду петь то, что находится сбоку, то, что находится поглубже, я почувствовал, что смогу это сделать, и место бу­дет для этого и время. [Нрзб] очнулся, в груди бушует сто лошадиных сил, я снова думаю свою думку и черта-два, то есть две бомбы, которые разорвались полчаса тому назад в ста шагах от нас, не могут помешать мне.

Я часто пишу тебе — ответа нет, я живу в тяжкой тревоге, говорят, где-то блуждают для меня письма и телеграммы, — значит, беда; какими кровными связями..." (на этом обрывает­ся письмо).

Чтобы понять это письмо, надо вспомнить, каким Бабель пришел в Конармию.

В дневнике легко обнаружить реальные факты, наблюде­ния, из которых проросли сюжеты "Конармии", но в книге бу­дут не только смещены, по-иному сгруппированы эти факты, не только будут созданы собирательные образы, разрозненные черточки которые обнаруживаются у разных персонажей днев­ника. Иначе будет увиден, осмыслен и понят мир "Конармии". Конечно, и Бабель 1920 года не равнозначен Лютову (даже по целому ряду конкретных ситуаций, которые запечатлены в книге и дневнике). Но, вместе с тем, бесспорно и другое: есть много общего в размышлениях и переживаниях автора днев­ника и Лютова. Однако то, что для Бабеля было драмой, а то и трагедией в 1920 году, стало объектом иронии и отрицания в "Конармии". Отсюда — ироническое, иногда даже саркастиче­ское описание Лютова.

Процесс "объективирования" Лютова оказался отнюдь не "чисто литературным делом, не удачной находкой "приема", давшего новое освещение материалу старому. Чтобы возникла сама идея персонифицировать рассказчика, нужна была иная, новая точка зрения на впечатления конармейского похода. Эта "высота видения" пришла к Бабелю далеко не сразу. Она была обретена вот уже поистине в гуще жизни. Когда, где, как?

 

 

---

[16] История русской советской литературы. — М., 1958. Т. I. С. 62.

[17] Смирин И. "Одесские рассказы" И.Э.Бабеля // Труды кафедры русской и зарубежной литературы Казахского госуниверситета. 1961. Вып. 3. С. 43.

[18] Литературная газета. 1932. 5 сент.

[19] Стенограмма конференции курсов молодых писателей национальных республик 30 дек. 1938 г. // Отдел рукописей ИМЛИ.

[20] М.Горький и советские писатели // Лит. наследство. М., 1963. Т. 70. С. 38.

[21] ИМЛИ. Ф. 30. Оп. 3. № 1. Л. 1.

[22] Фурманов Д. Из дневника писателя. М., 1934. С. 85.