"ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ"
(пьеса И. Кочерги в Харьковском театре имени Т.Г. Шевченко)*
Старинная русская летопись "Повесть временных лет" рассказывает нам о завещании князя Ярослава Мудрого своим детям: избегать распрей, жить в единстве, ибо иначе "погубите землю отец своих и дед своих", созданную и собранную "трудом великим" многих поколений. В этих патриотических словах — смысл жизни и борьбы крупнейшего государственного деятеля XI века князя Ярослава. Он объединил все русские земли, в огромной мере способствовал развитию культуры, созданию сильной государственности, которая могла бы уберечь народ от нападения иноземных хищников. А это было нелегким делом в условиях возраставшей феодальной раздробленности. Зоркий, дальновидный политик, князь спасает от распада Польшу, на которую зарился германский император, хотя незадолго до этого поляки вторгались на Русь, поддерживая врагов Ярослава.
Исторически правильная оценка роли Ярослава и Киевской Руси как мощного, культурного государства, сыгравшего выдающуюся роль в развитии всей будущей европейской цивилизации, легла в основу новой пьесы И.Кочерги "Ярослав Мудрый". Но для создания художественного, а тем более драматического произведения, нужно было воплотить эту верную идею в образах и действии. Иначе писатель рискует вместо типического и конкретного героя вывести голую абстракцию. Бывает и худший случай — когда расстановка и конфликты действующих лиц, если не исказят, то сделают художественно неубедительным или неясным, двусмысленным замысел автора.
Как же справился со своей трудной задачей наш драматург? И. Кочерга предпочел жанру исторической хроники драматическую поэму, приближающуюся к трагедии. Такую попытку, разумеется, можно лишь приветствовать, как и понятный, особенно в подобных случаях, поэтический домысел ряда образов и событий, быть может, не существовавших в истории.
Здесь необходимо лишь одно: чтобы изображаемые конфликты, соответствуя духу эпохи и являясь типичными для нее, наиболее полно раскрывали смысл жизни и деятельности героя.
Пьеса рисует несколько драматических столкновений, в которых участвует Ярослав: княжий суд над варяжским дружинником — убийцей крестьянина; заговор варягов во главе с Ингигердой против Ярослава; выход замуж дочери Ярослава за варяга Гаральда; спор князя с Микитой — сыном новгородского посадника Коснятина. Как видим, основное в деятельности исторического Ярослава — борьба с удельными князьями; сложные дипломатические, торговые и военные взаимоотношения с другими государствами — осталось вне пьесы, и о них лишь мельком упоминает Ярослав в своих монологах. А ведь как раз этими делами определилась выдающаяся роль князя и созданной им державы!
В драме И. Кочерги Ярослав проявляет себя лишь как борец против попыток воскресить варяжское засилье. Но не переоценка ли это места и роли варягов в реальной общественно-политической обстановке того времени? Разве варяги являлись основной препоной на пути всех начинаний князя, разве они были настолько в центре русской и европейкой жизни, что главной исторической заслугой Ярослава явилось преодоление их козней? Нет, конечно. Такие задачи Ярослав Мудрый, возможно, и разрешал, но походя, — у него были дела поважнее.
Но пусть хотя бы в этом узком круге явлений сказалась незаурядная личность Ярослава, то, за что народ назвал его Мудрым. Ведь не только за начитанность и любовь к искусству получил киевский князь этот почетный и редкий эпитет! Ярослав пьесы всегда оказывается втянутым в конфликт, его ставят перед чем-то уже свершившимся, а не он предупреждает и направляет события. Тогда, быть может, князь успешно разрешает сложные коллизии, хотя и не имеет отношения к их зарождению и развитию? Тоже нет. Вот, к примеру, сцена суда над варягом. Ярослав слушается здесь, как и в других случаях, совета своей всепримиряющеи дочери Елизаветы и оказывается неправ.
Ярослав Мудрый выступает в пьесе скорее как лицо страдательное, чем активное. Автор рисует его раздвоенной, мятущейся натурой, которая ищет некоей абстрактной мудрости, смысла жизни. Он размышляет по поводу событий, не вмешиваясь в них. Мы против приукрашивания, идеализирования выдающихся личностей прошлого, но, изображая их противоречивость, историческую ограниченность, надо всегда четко выделять главное, прогрессивное в их деятельности. Это главное — мудрость Ярослава, его талант дипломата, полководца, государственного человека, — в пьесе показано только декларациями да подчеркнутой любовью к книгам. Ясно, что это не может быть художественно убедительным.
И.Кочерга ввел драматичную фигуру Микиты — сына врага Ярослава, новгородского посадника Коснятина, который хотел отторгнуть северную окраину славянских земель от Киева. Микита, по интересному замыслу автора, сначала желает отомстить князю за обиды Новгорода и смерть своего отца, а потом познает мудрость Ярослава и становится на его сторону. Но недостаточно ясно по ходу пьесы, кто же прав — Ярослав или новгородская верхушка, в чем различие их политических устремлений? А чувство Микиты к Елизавете наводит зрителя на мысль, что именно любовь вызывает примирение противоречий, а не обаяние дела Ярослава, тем более, что оно показано лишь внешне.
Все это, конечно, создало большие препятствия постановщику пьесы М. Крушельницкому и исполнителю роли Ярослава И. Марьяненко. Все это, в результате, и определило судьбу спектакля, несмотря на то, что пьеса написана отличными стихами, что интересен ряд второстепенных образов, что театр вложил в постановку огромный годичный труд.
Замысел режиссера, очевидно, был таков: раз пьеса недостаточно показывает величие и мудрость Ярослава в действии, воплотить эту общую идею величавостью, приподнятостью постановки. Нельзя отказать М. Крушельницкому в блестящем соблюдении этого принципа. Детально разработанные сцены пышных княжеских выходов, великолепные декорации художника Б. Косарева и роскошные костюмы художника В. Греченко, исполненные строго на основе старинной архитектуры и живописи, прекрасная музыка композитора К. Данькевича создают яркое, впечатляющее взор и слух зрелище. Но риторичность пьесы, ее декларации, не воплощенные в живых, конкретных образах, от такой приподнятости и замедленности действия (особенно в первых двух актах) стали еще суше, еще абстрактнее. И от того, что персонажи не ходят, а шествуют, не разговаривают, а изрекают мудрые сентенции, духовное величие событий вряд ли становится понятнее и ближе сердцу современного зрителя.
Поэтичность и романтика все-таки не рождаются из условной, чуть не оперной манеры игры, в которой ведутся, например, сцены Милуши (арт. Н. Герасимова) и Журейко (арт. И. Костюченко) в саду или Ульфа (арт. И. Гавришко) и Джемы (арт. О.Валуева). Излишняя "оперность" чувствуется и в игре артиста С.Кошачевского (Гаральд).
На обрисовке роли Анны и, особенно, на ее исполнении артисткой З.Беляевой ярко видна еще одна интересная возможность, не использованная драматургом в "Ярославе Мудром". В спектакле эта дочь князя выглядит какой-то полуопереточной дивой, чье легкомыслие и даже развязность призваны оттенить чистоту и возвышенность души Елизаветы (арт. П. Куманченко). История же об Анне говорит другое — она была достойной дочерью своего отца. Жена французского короля Генриха I, мать другого короля — Филиппа, Анна принимала активное и незаурядное участие в политической жизни Франции. Насколько эта фигура могла бы стать драматичнее и интереснее благостной и весьма воздушной Елизаветы!
П.Куманченко рисует Елизавету человеком не от мира сего— воплощением какой-то идеальной чистоты. Мудрость ее — от доброго сердца, а не от глубокого знания и понимания жизни. А поскольку Ярослав внимает советам дочери, получается, что созерцательная мудрость Елизаветы выше деятельной мудрости князя — государственного деятеля.
Л.Криницкой явно не по плечу трагическая роль Ингигерды. В ее исполнении гордая и своенравная княгиня, носительница определенной политический идеи смахивает просто на сварливую жену из бытовой пьесы.
Мы уже говорили, почему у такого большого артиста, как И.Марьяненко, не оказалось драматургического материала, который позволил бы создать разностороннюю личность Ярослава. Он вынужден вести роль в одном высоком, пафосном ключе, хотя и делает это безукоризненно, снова демонстрируя свое неувядающее мастерство.
К несомненным актерским удачам спектакля относится исполнение артистами Е. Бондаренко роли монаха Свечкогаса и А.Сердюком Микиты. Тонкая и разнообразная отделка интонаций, глубокий психологизм отличают игру А. Сердюка. Но в последнем акте сказывается незавершенность образа новгородца, недостаточная мотивированность его отношений с Ярославом. Кажется, что Микита идет на битву потому, что ему просто ничего не осталось, кроме честной смерти в бою, а не потому, что он забывает частные распри во имя общего блага.
Нельзя не отметить убедительную игру артистов М. Кононенко (Людомир) и Г. Козаченко (Сильвестр).
Театр им. Шевченко в этом спектакле еще раз показал свои огромные возможности. Но ведь они нам и так давно известны! Пора возможностям перейти в действительность. А дорога к большому, волнующему спектаклю, которого требует народ от шевченковцев, не пересекается ни с "Дорогой в Нью-Йорк", ни даже с "путем из варяг в греки". Пора вернуться в сегодняшний день!
28 сентября 1946
* Публикуемые здесь рецензии Л.Я. Лившица выходили под псевдонимом Л. Жаданов в харьковской областной ежедневной газете "Красное знамя". Три последние рецензии были написаны в соавторстве с Б.Л. Милявским. - Сост.
