И. О. Гетманец

Судьба драматических произведений А. С. Макаренко

В литературном наследии А. С. Макаренко есть две пьесы, киносценарий и несколько драматических фрагментов, которые остались не замеченными критикой. В 1933 г. он написал и подал на всесоюзный конкурс пьесу «Мажор», которая была положительно оценена жюри конкурса и рекомендована к постановке. В 1934 г. пьесу прочитал Горький и посоветовал автору предложить ее Московскому Художественному театру, однако руководство театра ответило отказом, ссылаясь на сложность постановки. Пьеса посвящена жизни коммуны, при которой создается завод электроинструментов. В ней около 70 действующих лиц, большое количество массовых сцен, несколько сюжетных линий. Главная проблема – формирование коллектива в процессе социалистического строительства, рождение нового человека, борьба нового со старым.

В 1935 г. Макаренко написал вторую пьесу – «Ньютоновы кольца», которая сюжетно явилась продолжением первой: там – становление заводского коллектива, здесь – «величие и уверенность движения». В пьесе нет бывших беспризорников, ее герои – инженеры, начальники цехов, секретарь парторганизации, студенты-практиканты. В основе действия – производственный конфликт – борьба с браком при обработке линз, – имеющий педагогический подтекст. Ньютоновы кольца – метафорический образ: это радужный ореол, появляющийся при наложении контрольной линзы на испытываемую. Идея пьесы может быть выражена словами Макаренко из его записной книжки: «В воспитании нужна такая же точность, как в производстве, до 1/100 мм». Эту пьесу также читал Горький и дал важные советы по ее улучшению. Несмотря на поддержку и творческую помощь великого писателя, и эта пьеса оказалась невостребованной. По нашему мнению, творческая неудача Макаренко объясняется двумя главными причинами. Во-первых, установка автора-педагога проследить длительный процесс эволюции сознания коллектива в рамках пьесы противоречила жанровым законам драматургии. А во-вторых, над писателем довлели догмы теории социалистического реализма, требовавшие показать и рождение нового человека в процессе социалистического строительства, и перевоспитание старой интеллигенции, и руководящую роль партии, и поиски затаившихся классовых врагов, делали пьесы рыхлыми, многолюдными и чрезмерно заидеологизированными.

O. А. Гончарова

«Власть тьмы» Л.Н. Толстого в интерпретации Ю.Н. Говорухи-Отрока

Пьеса Л. Н. Толстого «Власть тьмы» была опубликована в 1886 г. и сразу же вызвала острые споры. Одни обвиняли писателя в том, что он, чрезмерно сгустив краски, оклеветал русский народ, другие видели в пьесе правдивое изображение пореформенной деревни, нравственные устои которой разрушаются наступлением капитализма. Ю. Н. Говоруха-Отрок откликнулся на нее статьей в газете «Московские ведомости», а позже подверг основательному анализу в монографии «Последние произведения графа Л.Н. Толстого» (1890). Критик отрицательно оценивает произведение, потому что оно противоречит его основополагающему эстетическому постулату: художник должен любить свой народ, любить почву, породившую явления, «любить любовью зрячею, видящею все язвы любимого существа и любящего поэтому еще больше». Изображенную ситуацию и образы Говоруха-Отрок рассматривает в нравственном аспекте, не видя в них исторически объективной правды. «Власть тьмы», по его мнению, «не есть драма, а всего только ряд верных житейской правде сцен, … она есть результат того нигилизма в искусстве, отрицающего общий смысл жизни, которому подчинил граф Толстой свое огромное дарование».

М. А. Горовенко

Короленко – критик Гончарова

Творчество Гончарова, его борьба за реализм в искусстве, его тонкое художественное мастерство делали его произведения предметом оживленного обсуждения русской критикой. В статьях о Гончарове – от первого анализа во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» Белинского и до статьи В. Короленко «И. Гончаров и “молодое поколение”» – ставились важные и злободневные вопросы общественного развития страны. Особенно резкую оценку получил последний роман писателя «Обрыв». В своей статье Короленко стремится проанализировать «основной мотив трагического охлаждения русского общества к одному из крупнейших своих художников». Анализируя образ Марка Волохова, Короленко четко и ясно раскрывает основные причины «резкого охлаждения к Гончарову» не только со стороны «молодого поколения», но и русского прогрессивного общества в целом. Короленко утверждает, что непонимание писателем «молодого поколения» и особенной психологии «пореформенного» русского общества и повлекло за собой создание образа Волохова. Стремясь «примириться» с молодым поколением, Гончаров, по словам Короленко, в своей статье «Лучше поздно, чем никогда» «обзывает Волоховыми все, охваченное молодыми утопиями и хроническим русским протестантством». Однако, дискредитируя в лице Волоховых революционно-демократическую интеллигенцию, «хваля умеренных Тушиных и благонравных Викентьевых», Гончаров, по мнению Короленко, тем самым очередной раз доказывает, как далеко он ушел от понимания «молодого поколения». Короленко, отмечая идейную ограниченность Гончарова, определенным образом проявившуюся в романе «Обрыв», в целом оценивает его, как выдающегося представителя русской реалистической литературы. Короленко делает вывод, что творчеству Гончарова обеспечено прочное место в истории русской литературы. Придавая огромное значение творческому наследию Гончарова, Короленко справедливо утверждает, что не искажением образов «новых людей» определяется место писателя в русской литературе. У Гончарова, как у огромного художника «даже второстепенные мазки его кисти трепещут правдой, порой совершенно неожиданной для автора». И как заключительный вывод своим рассуждениям о писательской драме Гончарова, Короленко говорит: «Его давно признали классиком…», которому, несомненно «обеспечено прочное место в русской литературе».

Е. А. Дидык

Творчество А. Б. Мариенгофа в отзывах современников

Анатолий Мариенгоф – поэт, драматург, талантливый прозаик, автор нескольких киносценариев, художественных мемуаров, теоретик имажинизма, был чрезвычайно прост в жизни, но замысловат в стихах. Вадим Шершеневич, его друг-имажинист отмечал: «В спокойствии его строк есть какой-то пафос, роднящий его с О. Мандельштамом. Сложность стихов Мариенгофа – органическая, от переполненности». Основу его поэтики составили абсолютная искренность, отсутствие запретных тем и буквальное сопоставление «чистого» и «нечистого» материала (так он сам сформулировал это в теоретическом тексте «Имажинизм»). Наиболее резкие стихи из сборника «Явь» (1919 г.) получили негативную оценку в газете «Правда», которая заклеймила поэзию Мариенгофа как «оглушающий визг, чуждый пролетариату». Другой имажинист, Матвей Ройзман говорил, что в стихах «Мариенгоф надел маску шута-правдоискателя, которую перенесет затем в свои пьесы», а С. Есенин называл его поэзию «искусством декоративным». Не принял нового «правдоискателя» В. Маяковский, стихи которого оказали сильное влияние на раннюю поэзию Мариенгофа. Прочитав поэму «Магдалина», Ленин незамедлительно дал характеристику автору – «больной эпохой мальчик». С одной стороны, его родство с духом эпохи всячески подчеркивалось: «имажинисты – выразители своей эпохи» (Б. Малкин), с другой, Мариенгофу прикрепился ярлык чуждого советской действительности писателя. Самое известное произведение А.Мариенгофа – автобиографическая книга «Роман без вранья», подверглась строгой и беспощадной критике: «редкое самолюбование» (И. Грузинов), «много злых карикатур» (Р. Ивнев). Большинство знатоков творчества Есенина, с которым Мариенгоф был близок, отрицательно отзывались о романе, но широко использовали его для изучения творчества поэта. Письмо М. Горького к Д. Лутохину явилось окончательным приговором «Роману без вранья». Интересен тот факт, что этот роман включал в себя воспоминания, которые постоянно публиковались в сборниках 1926 – 1986 гг. и были названы критикой «написанными с большой нежностью».

Но к «Роману без вранья» надолго приклеился обидный эпитет «вранье без романа». Судьба следующего романа, «Циники», еще более печальна. В 1929 г. его вместе с романом Е. Замятина «Мы» осудили на общем собрании писателей, как «антиобщественные проявления в области литературы». Роман вышел в свет в Берлине и, по словам Г. Газданова имел «средний успех скандального романа». Однако И. Бродский утверждал, что это «одно из самых новаторских произведений в русской литературе [двадцатого] века, как по своему стилю, так и по структуре». Главной структурной особенностью романа является монтажный принцип, в котором элементы художественного повествования чередуются с документальными. Творчество А. Мариенгофа постепенно стало исключаться из читательского оборота: с экранов снимали фильмы, снятые по его сценариям, с подмостков театров начали исчезать его пьесы. Итоги подвела «Литературная энциклопедия» 1932 г., в которой творчество А. Мариенгофа названо «продуктом распада буржуазного искусства после победы пролетарской революции». По причине все той же «чуждой идеологии» Мариенгоф пополнил ряды писателей, которых не публиковали на родине.

Мемуары, «написанные в стол», без надежды на публикацию – одно из лучших произведений Мариенгофа. Роман «Мой век, мои друзья и подруги» стал своего рода попыткой запечатлеть уходящую эпоху, портреты друзей, картины собственного детства и юности. Книгу, оконченную к 1960 г., в рукописном варианте перечитали многие ленинградские литераторы старшего поколения, которые отмечали предельную искренность писателя, «темперамент бойца» (Евгений Шварц), а саму книгу – «интересным сочетанием правдивого мемуара с художественным очерком» (Борис Эйхенбаум). Роман опубликован лишь после смерти писателя в 1965 г. в сильно сокращенном и переработанном варианте. Мариенгоф как прозаик более известен на Западе. Он умер, «чуждый пролетариату», и лишь в начале 1990-х гг. его наследие начало возвращаться к читателю на родине.