М. П. Васильева

Литературный портрет как жанр литературной критики в творчестве Зинаиды Гиппиус (на материале очерка «Мой лунный друг» из книги «Живые лица»)

Согласно мнению В.П.Муромского, 1920-е годы характеризуются приоритетным развитием жанра литературного портрета в русской критике. «Критика занимает <…> облик и мысли того, о ком он пишет» - утверждала З.Н.Гиппиус в 1910 г., уже будучи известным мастером этого жанра. Ее формула является ключом к пониманию портрета как литературно-критического жанра Серебряного века. Критик изображает внутренний мир писателей, их «облик и мысли» в литературно-критических произведениях. Согласно классификации разновидностей литературного портрета, предложенной В.В.Перхиным, очерк Гиппиус «Мой лунный друг» является мемуарным очерком, главная примета которого заключается в том, что «критик говорит о писателе, «с которым он был лично знаком, спустя какое-то время после его смерти, когда горестные чувства отступили на второй план и критик обрел свойственную ему способность аналитического рассмотрения личности и творчества». Гиппиус написала очерк о Блоке, находясь в эмиграции по памяти в 1922 г.. В нем сочетается оценка личности и творчества писателя. Работа открывается эпиграфом из стихотворения А.Блока, посвященного Гиппиус «Рожденные в года глухие….».

Композиционно очерк состоит из 28 неравнозначных частей. В воспоминаниях автор старается придерживаться хронологического порядка. Будучи очень проницательной, Гиппиус выделяет множество индивидуальных неповторимых черт, с помощью которых ей удается наиболее точно передать образ Блока. Среди них его характерное «косноязычие», «трагичность», «незащищенность». Портретные характеристики насыщены множеством мелких деталей. Автор выделяет и особый язык Блока: «между словами и около них». Сквозная тема очерка Гиппиус – блоковская тема: Прекрасная Дама. Гиппиус не оставляет без внимания и одного из друзей Блока, Бориса Бугаева – «Андрея Белого», указывая на различие их натур. Очерк преисполнен «дружественных» чувств, Гиппиус ни разу не упоминает о разрыве с Блоком более чем на три года, связанном с утратой влияния на него. Тем не менее, очерк не лишен субъективности, характерной для прозы Зинаиды Гиппиус в целом.

К. С. Вереитинова

Поэзия Ю. Терапиано в откликах современников

Юрий Константинович Торопьяно (Терапиано) известен как талантливый литератор, историограф русской эмиграции и мемуарист. Его знакомство с поэтами серебряного века началось, впрочем, задолго до самой эмиграции. В Киеве он познакомился с поэтом Владимиром Маккавейским, а в 1919 г. сложился их творческий союз. Молодые поэты создали творческое объединение ХЛАМ (Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты), где произошло знакомство Торопьяно с Мандельштамом. Терапиано вспоминал: "Помещение "ХЛАМА", днем – пустое, стало своего рода штаб-квартирой киевских литераторов. Однажды днем я заметил единственного, кроме меня, посетителя. Невысокий человек, лет 35-ти, с рыжеватыми волосами и лысинкой, бритый, сидя за столом, что-то писал, покачиваясь на стуле, не обращая внимания на принесенную ему чашку кофе. "Поэт, решил, но кто?" В это время в "ХЛАМ" вошел Маккавейский. Я поделился с ним моими наблюдениями. Решительный в таких случаях, с обычной своей изысканной любезностью, Маккавейский представился. – Осип Мандельштам, – последовал ответ незнакомца. Через несколько минут разговор уже шел о стихах. Оказалось, только приехав в Киев (подкормиться, на севере – голодно), Мандельштам пошел осматривать город и случайно забрел в "ХЛАМ". О своих взаимоотношениях с поэтами серебряного века З. Гиппиус, Г. Ивановым, М. Волошиным, М. Цветаевой, О. Мандельштамом он напишет в своей книге «Встречи», которая выйдет в 1953 г. в Нью-Йорке.

В 30-е гг., уже находясь в эмиграции, Ю. Торопьяно берет себе псевдоним Терапиано. В разные годы издает шесть сборников стихов: «Лучший звук» (Мюнхен, 1926), «Бессонница» (Берлин, 1935), «На ветру» (Париж, 1938), «Странствие земное» (Париж, 1950), «Избранные стихи» (Вашингтон, 1960), «Паруса» (Вашингтон, 1965). Г. Струве и З. Гиппиус высоко оценили произведения, вошедшие в его первый сборник стихов "Лучший звук". Современники видели в его поэзии следы влияния Гумилева и, как писал Г. Струве, «французских парнасцев». Струве также выделял поэзию Терапиано на фоне поэзии тех лет, сопоставлял ее со стихами Червинской, Штейгера, Смоленского и Поплавского. В книге «Лучший звук», по мнению критика, Терапиано «отдал богатую дань восточной экзотике и оккультным наукам». К. Мочульский писал о «Бессоннице», что в ней «можно проследить духовное развитие автора: мучительную борьбу с сомнениями, искушениями, отчаяньем, освобождение от соблазнов красивости и мастерства, углубление в собственную душу, упрямое стремление к совершенству и чистоте, напряженное искание Бога». Г. Адамович также высоко ценил творчество Терапиано-поэта, отмечал, что одно из его стихотворений – «Кто понял, что стихи не мастерство» – является программным.

В докладе предпринята попытка осмысления критических откликов на поэзию Терапиано, дающих возможность видеть, какие из особенностей его произведений выше всего ценились ими.

О.А. Верник

кандидат филологических наук

«Преодолевший символизм»: В. Жирмунский о Н. Гумилёве

В.Жирмунский, близкий к первому Цеху поэтов и названный Н.Гумилёвым «Сен-Бёвом русского акмеизма», 31 октября 1916 г. на заседании неофилологического общества прочёл доклад «О новой поэзии», который затем был преобразован в статью «Преодолевшие символизм» (Русская мысль. 1916. № 12). Статья Жирмунского включает в себя пять разделов: «Поэты-символисты и поэты «Гиперборея», «Анна Ахматова», «О. Мандельштам», «Н. Гумилёв» и «К оценке поэтов “Гиперборея”».

Жирмунский называет «гиперборейцев» молодыми поэтами, сумевшими преодолеть символизм. Их творческая программа может быть представлена в нескольких тезисах: «вместо сложной, хаотической, уединенной личности – разнообразие внешнего мира, вместо эмоционального, музыкального лиризма – четкость и графичность в сочетании слов, а, главное, взамен мистического прозрения в тайну жизни – простой и точный психологический эмпиризм». Оценивая роль и место Гумилёва среди поэтов – «гиперборейцев», Жирмунский считает, что глава акмеистов чувствует «свое одиночество среди молодого поколения», потому что все его творчество «отличают… активная, откровенная и простая мужественность… напряженная душевная энергия… темперамент». Автор отмечает, что поэт в произведениях об Италии, Абиссинии и Центральной Африке говорит не только об увиденных странах, но и о странах неведомых, вымышленных, экзотических. В своих же последних книгах Гумилёв «вырос в большого и взыскательного художник слова». В заключительной оценке поэтов «Гиперборея» Жирмунский сделал важный вывод о том, что ни Ахматовой, ни Мандельштаму, ни Гумилёву не удалось до конца избавиться от того воспитания, который им дал символизм, вот почему их поэзия всегда кажется двойственной, не до конца подчинённой объективной действительности. Акмеисты высоко ценили статью Жирмунского. В частности, Гумилёв в письме к Л. Рейснер писал: «Я прочёл статью Жирмунского… По-моему, она лучшая статья об акмеизме, написанная сторонним наблюдателем, в ней так много неожиданного и меткого».

А. С. Гамза

Драматургические элементы в романе Л. Улицкой «Казус Кукоцкого»

Современный литературный процесс характеризуется глобализацией, иронизацией, синкретизмом всех родов и жанров. Процесс драматургизации в прозе последних лет очевиден даже для неспециалистов, и проявляется он в изменении качества диалогов, полилогов, монологов в повествовательном тексте. Роман известной современной писательница Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого», написанный в 2000 г., а в 2001 получивший премию Букера, представляет собой не только семейную сагу, над которой автор работал 10 лет, но и «сагу времен», «сагу событий». Произведение является как бы осью, на границах которой происходит «диалог свободы и несвободы», «диалог активности и жизненной пассивности», «диалог бодрствования и сна», «реального и запредельного» для понимания человеком и самое главное «диалог жизни и смерти». В основе драматургического произведения лежат речевые формы: монолог, диалог, полилог. Они широко представлены в романе Л. Улицкой, и именно монологи главной героини Елены занимают важное место. Елена – жена потомственного врача-гинеколога Павла Алексеевича Кукоцкого. В начале романа жизнь, кажется, складывается у них очень хорошо: «Их брак был счастливым и ночью, и днем». Павел Алексеевич был талантливым врачом, любящим свое дело, вдобавок ко всему, он обладал даром «внутривидения». Однажды семейному счастью Кукоцких пришел конец. Одной лишь фразой Павел Алексеевич легко «убил Елену-женщину»: «У тебя нет права голоса. У тебя нет этого органа. Ты не женщина». Обида их со временем лишь углублялась и становилась похожа на запущенную болезнь. Концентрированная (более значительная, чем в традиционной прозе) диалогичность-монологичность прежде всего связана с сюжетной линией Елены и представлена в устной и письменной (ее тетради) форме. Большой интерес представляет собой вторая глава романа, посвященная анализу Еленой жизни после смерти, которая в итоге раскрывает истинное желание обоих супругов прийти к примирению. В главе тонко переплетаются библейские мотивы с теорией о жизни после смерти. Роман, в глобальном понимании, представляет собой постоянный диалог жизни и смерти, вещей понятных для человеческого понимания и трансцендентных, необъяснимых. При чем смысл жизни раскрывается с помощью «смерти», а смерть показана не как «конечный пункт назначения» человеческой души, а как еще одна форма ее жизни. В полноценной мере раскрывается это с помощью таких элементов драматургии, как диалоги и полилоги, причем последние преобладают.