А. В. Самбур
Н. К. Михайловский о «Пошехонской старине» М. Е. Салтыкова-Щедрина
Книга Н.К. Михайловского под общим названием «Щедрин» (1889) включает одиннадцать глав, которые первоначально печатались отдельными статьями в газете «Русские ведомости» за 1889 год.
Последнее произведение Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина», написанное, по словам критика, «на краю могилы», рассматривается Михайловским в аспекте основных идей всего творчества писателя и их реализации. «В «Пошехонской старине», – пишет Михайловский, – мы имеем, если можно так выразиться, зараз, и корни и плоды жизни сатирика, – яркость первых впечатлений детства и бесповоротную законченность идей умирающего человека».
Н.К. Михайловский улавливает в «Пошехонской старине» не только воспроизведение действительности (крепостного быта), но и отстаивание права на «мечту». «Во всяком случае, та «мечта», о правах которой Салтыков хлопотал, – рассуждает, в соответствие с народническими убеждениями, Михайловский, – имела ярко социальных характер. <…> Это была мечта о тесном единении людей, об общественном союзе». Слово «союз», прозвучавшее в «Благонамеренных речах», стало ключом к пониманию многих произведений Салтыкова, в том числе и «Пошехонской старины». Исходя из этого, Михайловский выстраивает типологию «союзов»: союз барина и мужика; союз поработителя и раба – греховный союз; семейный союз; государственный союз. Развенчивая лже-содержание этих «союзов», Салтыков-Щедрин утверждает новый «идеал», «вечный идеал», как утверждает Михайловский. Заветную «мечту» Салтыкова, в её общем выражении, составляет вольный и сознательный союз, споспешествующий широкому и всестороннему развитию личности, пробуждению всех её сил и способностей, удовлетворению всех её потребностей.
Идеал Салтыкова-лирика был слишком возвышен, чтобы можно было подумать о незамедлительности его осуществления, и Михайловский пишет: «Это далекий и в подробностях не совсем даже ясный пункт, достижение которого будет стоить многого труда, борьбы, жертв».
«Пошехонская старина», по мнению Н.К. Михайловского, значима как для самой «физиономии» Салтыкова, так и для литературного процесса в целом.
