c. 147 – 148
в Кагановический райком
КП (б) У г. Харькова
24. 3.1949
Объяснение тов. Милявского Б.Л.
28 февраля 1949 партийное собрание первичной организации редакции газеты «Красное знамя» вынесло мне строгий выговор с предупреждением и занесением в личное дело за допущенные мною грубейшие ошибки буржуазно-космополитического характера в написанных мною театральных рецензий. Моя деятельность была в ходе того подвергнута резкой критике в ряде выступлений в нашей печати.
Прошу Райком КП (б) У принять мои объяснения по поводу предъявленных мне суровых обвинений. Театральной и литературной критикой я начал систематически заниматься с конца 1946 г., когда я после демобилизации из Советской Армии был принят на работу в редакцию газеты «Красное знамя».В течение двух лет (1947 - 1948 гг) мною было написано в соавторстве с Жадановым (Лившицем) до 40 статей и рецензий на театральные и литературные темы, опубликованные в областной и республиканской печати.
В ряде этих статей мною были совершены грубейшие политические ошибки, в них протаскивались буржуазно-космополитические взгляды.
Так, например, порочной и вредной была рецензия на спектакль Русского драматического театра «Доблесть народная», напечатанная в «Літературній газеті» от 25. 12. 1948 г. В этой рецензии работа театра охаивалась методами «дубиночной» критики, вместо внимательного товарищеского и доброжелательного разбора постановки, она уничтожала ее, таким образом, театр, который стоял на правильном пути, работая над патриотической темой, дезориентировался.
В рецензии на другой спектакль этого же театра – «Обыкновенный человек» Л. Леонова, я, критикуя пьесу за то, что в ней якобы слабо выписан ряд положительных персонажей, сравнил героя пьесы Алексея Ладыгина с героями произведений западно-европейских писателей. Этим самым я, во-первых, совершил грубейшую методологическую ошибку, так как героев литературы надо сравнивать с героями жизни, а не с другими литературными персонажами, а во-вторых принизил произведение выдающегося советского писателя.
В статье о постановке Львовским Детским театром пьесы С. Михалкова «Смех и слезы» я утверждал, что она написана якобы под воздействием вахтанговского спектакля «Принцесса Турандот». Такой взгляд порочный, космополитичный.
Аналогичные ошибки были мною совершены в некоторых других статьях. Я сознаю, что дело заключается не в количестве допущенных ошибок, много ошибок или мало – это меня ни в малейшей степени не оправдывает. Любая ошибка буржуазно-космополитического характера, протаскивание в любой форме, в любом количестве космополитических взглядов – антипартийное, антипатириотическое дело.
Вина моя, как коммуниста, усугубляется еще и тем, что я, работая в областной партийной школе в качестве преподавателя журналистики, допустил в своей лекции на тему об освещении в газетах вопросов партийной жизни грубую политическую ошибку. Вся эта лекция, как совершенно справедливо указал в своей рецензии на нее товарищ Белогуров, была прочитана на низком идейном и теоретическом уровне. Кроме этого, я разбирая в лекции тематику материалов отдела «Партийная жизнь» и указав в числе других тем на необходимость добиваться дифференцированного руководства парторганизациям, сказал, что якобы «сплошь и рядом» райкомы рассылают парторганизациям одинаковые директивы, не учитывая специфики самой организации. Такого обобщения я не имел никакого права делать. Хотел я этого или не хотел, это звучит как дискредитация работы наших партийных органов.
Как я расцениваю сейчас совершенные мною тяжкие проступки?
Сейчас я вижу, что допущенные мною грубейшие ошибки ставят меня в один ряд с безродными космополитами. Моя деятельность как критика не отвечала интересам партии, интересам народа. Хочу только сказать, что свои ошибки я глубоко осознал. Что я раскаялся в них искренно и до конца, что я их осуждаю. Перечисленные мною выше и другие ошибки я вскрыл и признал на партийном собрании, так как я хочу помочь партии до конца разгромить безродных космополитов. Как только заседание кафедры основ марксизма-ленинизма партшколы 1949 года разобрало и осудило мою порочную лекцию, я немедленно сообщил обо всем этом секретарю своей парторганизации.
Как случилось, что я, молодой советский интеллигент, в недалеком прошлом – офицер Советской Армии, коммунист, человек, которого Советская власть и большевистская партия растили и воспитывали, мог оказаться подголоском безродных космополитов. Мне кажется, что это произошло потому, что я вступил на поприще театральной и литературной критики недостаточно подготовленным, не овладев глубоко марксистко-ленинской теорией. Поэтому я и мог попасть под влияние других «авторитетов» критиков-антипатриотов, проникших на страницы центральной печати. Однако я, коммунист, считаю своим долгом со всей ответственностью сказать, что ни в какой организационной связи я с московскими или киевскими антипартиотическими группами театральных критиков не состоял, никогда ни каких заданий от них не получал, ни в какие группировки никогда не входил.
Проступки мои перед партией велики, вина моя очень серьезна. Я понимаю, что не имею никакого права на снисхождение. Прошу только райком КП (б) У поверить, что мои ошибки были ошибками человека, который глубоко заблуждался, но никогда не был сознательным врагом советского искусства. Прошу поверить, что я понял всю опасность, всю вредность этих ошибок и глубоко в них раскаиваюсь.
Прошу райком дать мне возможность не словами, а делом доказать свою преданность большевистской партии, советскому народу, доказать, что я могу быть достойным великой чести быть коммунистом.
