«Новости недели». (Израиль). Еженедельное приложение "СЕМЬ ДНЕЙ" 2001. 11 января. с. 23. (КНИЖНЫЙ МИР)
АНАТОЛИЙ МОСТОСЛАВСКИЙ
ДРАМАТИЧЕСКОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Драматическое, даже трагическое. В сложном литературном механизме его интересовали две вещи: драма и сатира. Секреты драмы и секреты смеха. Не легкого, развлекательного смехачества, которое так модно сегодня у эстрадных паяцев. Не буффонада, не комикование. Его интересовали секреты умного, глубинного, обжигающего смеха. Смеха Рабле, Вольтера, Гашека. Судьба автора, так же как судьба героев его исследований, во многом трагична, в чем-то загадочна.
Книга избранных работ Л.Я.Лившица "Вопреки времени" вышла в прошлом году и сразу обратила на себя внимание специалистов. Появились рецензии в "Вопросах литературы", в "Новом литературном обозрении". Были отклики и в наших палестинах. Правда, в основном, это "актуальные реагажи", так сказать, на злобу дня. Кроме того, в большинстве этих материалов шла речь о личности автора, меньше - о специфике, своеобразии его творческого метода.
Конечно, судьба и личность Л.Лившица (1920-1965) не могла не привлечь внимания, и об этом – в сборнике "О Леве Лившице. Воспоминания друзей" (Харьков, 1998). Он ушел трагически рано, на взлете, на пике больших свершений. В 44 года... Вот уже несколько лет в Харькове, в Госпедуниверситете, проходят Чтения памяти Л .Я Лившица, на которые приглашаются лица не старше 44-45 лет.
Его жизнь - это зигзаги, взлеты и падения, падения и взлеты. До войны - "самый умный мальчик литфака", как вспоминает Дора Штурман, первые статьи в местной прессе. С самого начала войны он - в действующей армии. Победа, он возвращается после тяжелого ранения - и снова в гуще жизни. Его театральные рецензии, яркие, задиристые, вызывают восхищение одних и злобу других. Во время антисемитского шабаша, официально именуемого "борьбой с безродными космополитами", его клеймят "жалким пигмеем", "идеологическим диверсантом", "эстетствующим неучем".
В апреле 1950-го – арест, суд и – "десятка". Правда, тут немного повезло: отсидев 4 года, он выходит на свободу вскоре после смерти Сталина. И снова – весь в работе, в творчестве. Он очень спешит, как будто чувствует: времени не так много. "В последнее десятилетие своей жизни он... преподавал в Харьковском университете и заявил о себе как оригинальный и проницательный литературовед. Он поразительно быстро, практически за год, написал кандидатскую диссертацию... Совместно с М.Зельдовичем подготовил превосходную книгу "Русская литература XIX в. Хрестоматия критических материалов". Ей суждена была долгая жизнь. Впервые вышедшая в Харькове в 1961 г., она трижды (в 1964, 1967 и 1975 годах) переиздавалась в Москве, стала образцом для позднейших изданий подобного типа и по сей день не утратила своей ценности" (Л.Фризман. "Вопросы литературы", 2000, вып.1). 1965 г. – внезапная кончина. Его дети – Яков и Таня Лившиц-Азаз – сумели сохранить архив ученого. Составитель сборника – проф. Б.Милявский, давний друг и соавтор Л.Лившица.
Подлинно научной сенсацией стала работа, которой открывается сборник "Драматическая сатира М.Е.Салтыкова-Щедрина "Тени". Собственно, это кандидатская диссертация Лившица. А диссертации вообще-то не предназначены для популярного чтения. Но это вообще. А в частности, я несколько дней, почти не отвлекаясь, читал этот сугубо научный текст, как увлекательный детектив. Уже во "Введении" - острая завязка: "Началось с сенсации. Литературовед и критик В.П.Кранихфельд, разбирая щедринские бумаги... в начале 1914 г. обнаружил среди них рукопись "Теней".
Находка пьесы Щедрина, о существовании которой никто до этого времени и не подозревал, была настолько неожиданной, что Кранихфельду не хотели верить, считая его открытие чуть ли не литературной мистификацией".
Началась полемика, посыпались вопросы, на которые не было ответов. Дальнейшие исследования текста были прерваны Первой мировой.
"Только в 1935 г. был опубликован подлинный текст пьесы, свободный от искажений... И лишь с 1953 г., когда "Тени" были поставлены в Ленинграде талантливым режиссером Н.П.Акимовым, а затем с большим успехом прошли в ряде театров СССР и стран народной демократии, были экранизированы...".
Примерно в эти годы и работает Лившиц над рукописями классика, пытаясь ответить на вопросы, поднятые исследователями (точная датировка, споры о законченности пьесы и т.д.). Диссертант не боится оспорить установившееся мнение, даже если его высказывают такие корифеи, как Горький, Шкловский, Эйзенштейн. Причем делает он это очень убедительно, аргументировано, основываясь на неопровержимых фактах и документах. Но молодого ученого интересуют не только те или иные литературные факты. Он идет дальше, вглубь, пытаясь понять, каково своеобразие поэтики пьесы, юмора Щедрина:
"Не случайно в драматических воззрениях Щедрина значительное место занимает критика комизма наружного, комизма отдельных словечек и смешных ситуаций. Ему Щедрин противопоставляет комизм внутренний, раскрываемый в "отдельной человеческой личности" и "в целом общественном организме". Истинный комический сатирический эффект, по Щедрину, достигается лишь тогда, когда личность показана в связях с целым общественным организмом".
О вкладе в"бабелеведение" сказано достаточно. Он одним из первых осмелился обратиться к творчеству Бабеля еще в начале 50-х, собрав ряд новых интересных материалов. Но работа так и осталась незаконченной. Это лишь подступы к большой теме. Наиболее значительной представляется статья "От "Одесских рассказов" к "Закату", где критик пытается по-новому сказать о некоторых аспектах творчества Бабеля и взглянуть на образ Менделя Крика.
Несколько слов в театральных рецензиях 40-х годов, включенных в сборник. Все они посвящены постановкам в Харьковском театре им. Шевченко. Думается, следует напомнить сегодняшнему читателю, что театр этот - достойный продолжатель традиций Леся Курбаса, выдающегося украинского режиссера, новатора, создателя знаменитого театра "Березиль" также трагически погибшего на взлете в кровавой мясорубке конца 30-х годов. Имя его и творчество на долгие годы было предано забвению. Лесь Курбас был другом и единомышленником Михоэлса.
Недавно на кафедре славистики Еврейского университета состоялся расширенный семинар, на который были приглашены Яков и Таня Лившиц-Азаз, а также профессор Борис Милявский. Открывая семинар, заведующий кафедрой профессор В.Москович сказал: «Пришло время глубже изучить творчество этого замечательного мастера, самобытного ученого. Лев Лившиц принадлежит не только истории, он принадлежит нам. Принадлежит нашему сегодня».
Краткое сообщение о сборнике сделал д-р М.Вайскопф. В обсуждении приняли участие профессора И.Серман, Р.Тименчик, д-р Ш.Шварцбанд и др. Кто-то из присутствующих заметил, что Лева Лившиц был очень добрый, хороший человек. Проф. Милявский начал свое выступление, как бы отвечая на эту реплику:
– Быть человеком - это не профессия. Точно так же, как не профессия быть принципиальным, быть твердым, быть другом, переносить удар, не сдаваться. Все это не относится к профессии литературоведа и на качестве научных результатов, в общем-то, не отражается. И в этом смысле, с одной стороны, нельзя абстрагироваться от судьбы Льва Яковлевича. Нельзя абстрагироваться от этой грязи космополитизма, от этого ночного ареста, от предварительного заключения, от Особого совещания, от лагеря. А с другой стороны, хотелось бы судить о книге, отвлекаясь от этого, т.е. не требуя, не прося никаких льгот и снисхождений. Сегодня стало ужасно модным говорить о превратностях судьбы: все страдали, у всех кандалы звенят, шрамы на руках. Этого не нужно, это искажает картину. Рискну сказать, что эта книжка - не просто дань памяти хорошему человеку. Это книжка живая, книжка сегодняшняя, книжка актуальная. Да, конечно, есть какие-то анахронизмы. Но, тем не менее, она может и вправе участвовать в сегодняшнем движении литературной науки, в тех процессах, далеко не всегда отрадных, которые в ней происходят сегодня. В книге есть с чем поспорить - и это прекрасно. С памятником не поспоришь.
Завершая дискуссию, И.Серман и Р.Тименчик, каждый по-своему, говорили о том, что работа Л.Лившица только открывает тему Щедрина, богатство сатирических приемов, оригинальность творческих находок которого не всегда была понята современниками и во многом недооценена потомками. И тут методология Лившица очень поможет в новых исследованиях.
Щедрин иногда удивительно точно как бы заглядывает в будущее. Всего одно место из монографии, речь идет о реформах 60-х годов XIX в.: "В I гл. "Итогов" содержится одна из язвительных характеристик "великих реформ" как "эпохи мундирного возрождения". Споры "прогрессистов" (либералов) и ретроградов – это, по Щедрину, споры о фалдах удлиненных или укороченных, пререкания о пуговицах, лацканах и погонах. "Прогрессисты" спешат напялить обновку, утверждая, что именно с ней "впереди нас ждет блаженство", а "солидные люди" не спешат переодеваться, все-таки надеясь на возврат "старого мундира".
Любопытно, не правда" ли? Как все это напоминает нынешних российских политиков с их спорами о государственной символике, или фарс с выборами в Штатах, или ежедневную суету в нашем Кнессете. "История одного города" продолжается.
