«22». (Израиль). 1999. №111. с. 217 – 222
ЭМИЛИЯ ОБУХОВА
«ВРЕМЯ! Я ТЕБЯ МИНУЮ…»
(О книге Л.Я. Лившица "Вопреки времени", Иерусалим-Харьков, 1999 г.)
Этот стих Марины Цветаевой в заголовке лучше всех других названий и цитат передает суть происшедшего - появление книги литературоведческих и критических работ Льва Лившица. И не в том даже дело, что вещи, написанные более тридцати лет назад, только сейчас вышли отдельной книгой. Конечно, это великолепный памятник. Но ностальгическая тема давно надоела. Все, без исключения книги, выходящие здесь на русском языке, заставляют нас, как убийц, вновь и вновь возвращаться к месту своего преступления - туда, где мы разрушили, покинули, предали, где остались наши нищие и одинокие друзья и подруги и зарастают осевшие дорогие могилы. Мы втянуты в роковое круженье, и никто не в силах разорвать эту зависимость. От нее не защищен никто - просмотрите хоть номера этого журнала за последний год. И все же книга Льва Лившица "Вопреки времени" имеет кроме ностальгических причин другие, не менее серьезные. Ведь странно, правда, что книга, которая создавалась несколько десятилетий назад, не вовлекает в рефлексию, тоску или переоценку периодов жизни в пользу прошлого. Это новая-старая книга – отнюдь не дань Молоху, уничтожающему наше сегодня. Нет, она вопреки - вопреки времени, вопреки общему течению. И никто из нас, задумывавших, издававших, читавших ее, не обернется соляным столбом, но тот, кто хоть чуть-чуть прикоснулся к ней, воспринимает осуществление этого издания как славное дело именно наших дней.
Впервые опубликованные работы Льва Яковлевича представляет не только безусловную научную и историческую ценность, но и являются как бы новым воплощением личности и судьбы этого яркого, необыкновенного человека. Он прожил короткую жизнь, неполных 44 года, но война, любовь, семья, лагерь, дружба, счастливое отцовство - все это вместила его прекрасная и трагическая судьба.
Два года назад в Харькове по замыслу и под редакцией Бориса Милявского вышла книжка воспоминаний "О Леве Лившице". О ней много писали, здесь и там. В журнале "22" № 106 была опубликована статья об этом издании и о его истории. На публикации неожиданно откликались разные люди, даже те, кто не знал ученого. И вот теперь, через два года в Иерусалиме вышла эта, новая книга - сборник его работ. Не могу не сказать несколько слов о вечере презентации сборника "Вопреки времени" в Иерусалиме, потому что там произошло нечто удивительное: был переполненный зал и в какой-то момент подготовленные выступления были прерваны неожиданно пожелавшими выступить людьми, случайно узнавшими о вечере по объявлению в газете. Это казалось чудом, ведь столько лет прошло, а тут встает то школьный товарищ, то бывший с Лившицем на фронте военный корреспондент, то его последняя дипломница. Сколько же людей его знали и любили! И через столько лет.
Определить жанр книги "Вопреки времени", конечно, невозможно. Хотя она и оставляет ощущение целого, все же это сборник, причем сборник работ из разных областей деятельности Льва Яковлевича: литературоведение, текстология, театральная критика - и поэтому лучше говорить о каждой части отдельно. Мало того, в книге присутствуют несколько временных пластов, но, кстати, ощущение прошлого остается только после чтения раздела воспоминаний и от старых фотографий, а научные и критические работы Лившица будто не связаны с определенным временем, они на удивление современны.
Помните, в старом советском фильме Э. Рязанова "Гараж" героиня-филолог представляется: "Я занимаюсь сатирой". "Интересно, - говорит молодой человек, - вы занимаетесь тем, чего не существует".
В состав книги вошли две большие работы Лившица о драмах М. Салтыкова-Щедрина и И. Бабеля - его привлекала сатира. Сатирическую пьесу М.Е. Салтыкова-Щедрина "Тени" Лев Лившиц взял темой для своей диссертации.
Забытая и, вообще, малоизвестная, с небогатой сценической историей до революции и после нее, эта пьеса и сама уже становилась тенью. Симптоматично, что после смерти Сталина она ненадолго появляется на театре, потом ее жизнь на сцене прерывается вновь. Странная пьеса, она в исследовании Льва Яковлевича представляется, к несчастью, именно произведением на все русские и не только русские времена. Пьесу, вскрывающую безнравственность и продажность людей, разоблачающую суть власти и логику иерархии чинов, оттого и забытую, что всем властям опасную - именно эту пьесу Л. Лившиц и избрал предметом своего научного исследования. Задачей ученого было привлечь внимание к этой заброшенной вещи, воскресить "Тени" и представить современникам. Основной мотив в "Тенях". - лживость либеральных реформ в России 60-х в 19 веке, и он акцентирован ученым. Тут же и анализ психологических изменений в героях: трусость, приспособленчество и духовный разврат. Узнаете? Воскрешенные "Тени" оборачиваются критикой полусвобод "оттепели", они должны были ассоциироваться с ощущением советской удавки, которую на время чуть ослабили - это очевидно.
Говорили, что Лев Яковлевич не был бунтарем. Еще бы, он ведь только что вернулся из лагеря! Тем ясней и невероятней читалась его очевидно бунтарская наука, бунтарская, как и пьеса Щедрина. Что это, как не 'бунтарство? Это балансирование на канате и на виду у всех? Вот лишь одна, довольно невинная цитата из диссертации: "Как известно либералы 60-х годов любили раздувать свои споры с реакционерами вокруг реформы, вокруг критики всяких частных недостатков в государственном аппарате". Если учесть, что совпадают даже временные отрезки - 60-е годы, и либералы, и критика, то кажется Л. Лившиц не только исследовал опальную сатиру, но временами сам писал ее - в научном тексте! Работа о "Тенях" Щедрина - диссертация, казалось бы, жанр заведомо скучный, но (почитайте этот текст!) - яркий, пульсирующий, богатый находками, почти детективными текстологическими расследованиями и психологическими наблюдениями, современными ему и нам.
Так соблазнительно было ему обыграть название, но Лев Яковлевич устоял. Сами, мол, смотрите, кто здесь тени, отчего они – тени. Да это же "мертвые души", мертвецы, окружающие нас, владеющие нашим временем и нас вовлекающие в общество мертвых, серых теней.
Бывают литературоведение тяжелое, как будто исчерпывающее тему, когда каждый вывод, каждое определение ощущаются последней каменной точкой. ...
Лев Лившиц написал о "Тенях" Щедрина так, что хочется продолжать думать, говорить об этом. Каждая страница его работы рождает мысли, сопоставления и новые идеи. Его исследование "Теней" может стать теперь, когда книга издана, образцом научной методологии для молодых ученых. И неслучайно вспомнился "Гараж". Кажется, что исследование Льва Яковлевича заставляет задуматься о возможности киносценария по "Теням" - название замечательное и вечный сюжет.
Что касается бунтарства Левы Лившица, то это, судя по его работам, - то, что он ценил превыше всего. Бунтарство - это вдруг открывшиеся глаза, это нежелание мириться с рутиной, способность к поступку и жажда нового. Этого он искал и в героях Бабеля, и в героях Салтыкова-Щедрина.
Опубликованные в книге отрывки из исследований Льва Яковлевича об Исааке Бабеле удивительно драматургичны, это литературоведение с режиссерским, психологическим направлением, как бы с ремарками для актеров. В работах о "Закате" и "Конармии" ощущается теперь, после стольких лет, прошедших с рождения "бабелеведения", очевидная близость оценок, взглядов и представлений ученого и автора исследуемых произведений. Кажется, они смогли бы подружиться, могли бы вместе над всем этим хохотать. Лившиц удивительно тонко воспринимает рукописи Бабеля, буквально переживает его черновики. Он наблюдает, как Бабель "очищает" своего Менделя Крика от грязных местечковых черт, превращая его в бунтаря в высоком лившицевском смысле. Только бунтарство - жизнь, свет, свобода. Семья Менделя была для него тем "темным царством", которое ему, в отличие от Катерины в "Грозе", по силам было разрушить. Эта тема была спасительным ворованным воздухом и для Бабеля, и для Лившица.
Чтобы яснее представить, что сделано Л. Лившицем для изучения и возможности публикаций работ Бабеля, приведу в качестве иллюстрации отрывок из книги "Вопреки времени" - свидетельство дочери Льва Яковлевича - Тани Лившиц-Азаз: "Последние по хронологии работы отца относятся к 60-м годам, это почти 10 лет титанического, подвижнического труда. Они были посвящены собиранию бабелевского архива и проталкиванию в печать произведений Бабеля. Меня часто спрашивают, что произошло с архивом после отцовской смерти. Хочу объяснить: в архиве не осталось неопубликованных работ Бабеля. Там были собраны ранние работы Бабеля, такие, как цикл его очерков в кавказской газете "Заря Востока", его выступления, критика о нем 20-х, 30-х годов. Большая подборка бабелевских работ и выдержки из его писем были опубликованы в журнале "Знамя" в 1964 году. Этот архив был архивом ученого, готовившегося писать книгу о Бабеле. Позволю себе упомянуть здесь об истории, связанной с частью этого архива. Отец задумал издать сборник воспоминаний о Бабеле. Уговорил вдову писателя, А.Н. Пирожкову, отнесшуюся тогда, в 1962-63 годах, к этой идее как к абсолютно нереальной, засесть за мемуары. Он виделся с ней несколько раз в год, ездил к ней работать с бабелевским "сундучком". Отец собрал толстую папку воспоминаний, написанных на машинке и от руки. На папке было название: "Воспоминания о Бабеле". После смерти отца я занялась этим архивом, перепечатала рукописные воспоминания, связалась с рядом авторов, числившихся в отцовом списке. Подготовленный к публикации материал я отвезла летом 1965 года в Москву к Пирожковой. Какими же были наша обида и недоумение, потрясение, когда через семь лет, в 1972 году вышел задуманный отцом сборник под редакцией А.Н. Пирожковой и Г.Н. Мунблита и нигде, ни словом не было упомянуто в этом сборнике об усилиях и участии отца".
Вероятно, что случившееся можно объяснить и не чьими-то личными коварством и нечистоплотностью. Скорей вдова писателя, А.Н. Пирожкова, просто испугалась самого имени Льва Лившица, а ведь ей, конечно, хотелось, чтобы сборник, наконец, вышел и чтобы этому не смогло ничего помешать. Скорей забывают о человеке, но долго помнят о его бунтарском, опасном реноме.
Раздел избранных критических статей Л. Лившица о театре органично входит в состав книги "Вопреки времени". Театральные рецензии 40-х годов, из-за которых Лев Яковлевич был определен в космополиты, именно они и начинали его бунтарское литературоведение. Они только более откровенны, в каком-то смысле, даже чуть наивней, чем послелагерные работы. Бунтарство в этих работах становится критерием всего - режиссуры, работы актера и выбора пьесы.
В рецензии на постановку "Грозы" Островского в Харьковском театре им: Шевченко он выносит на первый план существенный недостаток спектакля: снижение в нем социального плана, недостаток протеста во имя свободы. В чем же тут, собственно говоря, бунтарство? Драма "Гроза" - из школьных учебников, о социальном протесте в ней обязан был говорить каждый учитель литературы. Все это так, но вот критик заметил, что на сцене бунт против "темного царства" как бы убрали на задний план, и пьесу свели к трагедии любви. Умеющий читать внимательно поймет, что Лившиц таким образом указывал на страх властей и театральной цензуры перед возможностью явной, очевидной метафоры, которая могла бы стать политической пружиной спектакля. "Темное царство", Дикой - это же так похоже на сталинское время. Лившиц писал: что же, "вся беда Катерины, что "молоду ее замуж-то отдали и погулять ей в девках не пришлось?.. И не случайно в спектакле опущена первая сцена третьего акта. Не в ней ли наиболее ярко обрисовано "темное царство" Диких и Кабаних? И если нам жаль, что благодаря купюре мы не смогли увидеть во всей широте И. Марьяненко-Дикого, то для спектакля это сокращение не так уж важно. Раз трагедия страсти, а не протеста во имя свободы, то не столь уж важен и контраст между "темным царством" и "лучом света".
В спектакле, в актерской роли он ценил превыше всего бунтарский дух и немедленно разоблачил подмену. Ведь бунт Катерины - против жизни "за высокими заборами, за огромными замками", а не из-за несостоявшейся любви. Та же мысль в статье о постановке пьесы "Егор Булычов и другие". Нет, Лев Лившиц не был диссидентом, он просто оставался самим собой. Теперь понятно, что этого было достаточно, и арест был неминуем.
Две книги о Лившице были многолетней мечтой и неизбывным долгом Бориса Львовича Милявского - друга, соавтора и единомышленника Льва Яковлевича. Когда Лившица арестовали, Милявский тоже ждал ареста, но успел уехать в Копейск, городок в окрестностях Челябинска. С начал 60-х годов он много лет работал в университете в г. Душанбе, о нем знают как о прекрасном лекторе, ученом, авторе книг о поэзии. Он и теперь молодой, с чудесным живым голосом и нежными глазами. Он не состарился, дата Левиной смерти удержала его за чертой их общей молодости.
Эти две появившиеся книги будто воскресили интонации, мысли, ритм души, творчество Левы Лившица. Все эти годы Б. Милявский ждал часа, чтобы вернуть жизнь трудам Льва Яковлевича, его образу. Это случилось, и опубликованные работы как-то легко вошли в современность, достроили, улучшили, осветили неяркий день. Что же до надоевшей всем ностальгической темы, так ведь и она, по сути, тема бунтарская.
