Харьковские известия, 13.03. 2010. – С. 12.

Юлия Коваленко, театровед

Адольф Шапиро: «Не люблю подводить итоги»

С 3 по 4 марта в Харькове гостил редкий, но долгожданный гость – Адольф Шапиро. Известное всему миру имя этого режиссера, в силу того, что родной для него Харьков он покинул в 1962 году, в широких кругах у нас еще нуждается в представлении. А. Шапиро тридцать лет руководил Рижским Молодежным театром, и за это время они составили друг другу мировую славу. Кроме того, режиссер завоевал Лауреатства: премии Москвы в области литературы и искусства, международного фестиваля «Балтийский Дом», международной премии им. К. Станиславского, и, наконец, он – Президент Международной ассоциации театров для детей и молодежи, известнейший педагог, а еще – автор статей и книг («Антр-Акт» и «Как закрывался занавес»).

 

Случайно-закономерный приезд

 Не бывший на Родине три десятилетия, Адольф Яковлевич возвращался сюда с опаской. Режиссер поделился такими понятными глубоко личными ощущениями: приедет, мол, а тут уже все не так, многих, кого он помнит, нет, и вообще, он-де не любит подводить всякого рода итоги. А ведь возвращение на Родину всегда некий итог. И, все-таки, он приехал! Воздать дань памяти человеку, который стал для него гуру в мире культуры и театра – Льву Яковлевичу Лившицу. В этом году на базе национального педагогического университета состоялись уже Пятнадцатые Международные чтения молодых ученых, посвященные памяти выдающегося театрального критика и ученого Л. Лившица. Они совпали с 90-летием от рождения именитого харьковчанина и 45-летием его ухода из жизни. По этому «юбилейному» случаю оргкомитет в лице профессора Харьковского Национального педагогического университета Елены Андрущенко, театроведа, заведующего кафедрой мастерства актера и режиссуры театра анимации Харьковского государственного университета искусств Евгения Русаброва и специально приехавших из Израиля детей Льва Лившица – Татьяны и Якова, организовали визит ныне московского режиссера в Харьков, а именно его встречу с гостями конференции и студентами родного вуза – сегодня театрального факультета университета искусств.

 

Инъекция счастья, или благословенная Анатевка

 Легко можно догадаться о том, как непросто жилось мальчику еврейской национальности в послевоенном Харькове, да еще с именем Адольф. Однако, воспоминания о нашем городе у Шапиро самые светлые. Он полностью согласен с Достоевским в «Братьях Карамазовых», что лучшее нравственное воспитание человека – это счастливые вспышки-воспоминания из детства. Харьковский дом по адресу ул. Чернышевского, 15 был его родовой гаванью и «островом сокровищ», где в тесноте, да не в обиде жили простая семья Шапиро, русские и украинцы рабочие и служащие, один милиционер и один Ученый. Им и был оказавший на Адольфа неоценимое воздействие и впечатление Лев Лившиц. Мимо двери Ученого даже шумные дети, вбегавшие с улицы, проходили с тишайшим пиететом. Его все уважали как существо высшего порядка. Послевоенное бедное детство Адольф запомнил как обыкновенное чудо, особенно общие посиделки соседей теплыми харьковскими вечерами на «припечке» у подъезда. Люди всех рас и родов деятельности жили мирно, дружно и хлебосольно, как в описанной Шолом Алейхемом в «Тевье-Молочнике» благословенной Анатевке.

 

Железный Феликс в окровавленной шинели

Когда Лившица посадили, обвинив в «безродном космополитизме», Адольф ребенком запомнил это событие сквозь призму вещи-метафоры – элегантного пианино, как осколка чьей-то смятой, «выброшенной» жизни. Ночью, перед обыском и описыванием имущества, это пианино с первого этажа отец Адольфа помогал бесшумно пронести к себе на пятый этаж, чтобы сохранить, сберечь… Вплоть до реабилитации Лившица семья Шапиро к нему не прикасались, охраняя, как деталь аристократического мира. Сам Адольф был из другого, приземленного «мира» – плохо учился, несколько раз подвергаясь угрозе быть оставленным на второй год. После освобождения, Лев Яковлевич спас двоечника, «роскошествуя» и давая ему уроки русского языка. По словам Шапиро, занимаясь с «академиком», он, мальчишка, прекрасно осознавал всю свою убогость перед его масштабом, но с благодарностью приобщался к таланту, истинно творческому инакомыслию и нравственно-этическому кодексу, которые были абсолютной прерогативой Льва Яковлевича. Бывало, вместо урока, тот просто звал Адольфа к себе разделить радость прослушивания своего любимого Окуджавы. Так Адольф Шапиро неуклонно входил в мир литературы и искусства.

Поступать в «театральный» Адольфу напророчил именно Лившиц, хотя сам на его показы в институт не ходил. Не хотел смотреть, как станут прятать глаза писавшие на него роковые доносы. Знавший фамилию предателя, Адольф саботировал его лекции, и даже отказался встать, когда тот вошел в аудиторию. Был скандал. Вообще, уже с первого курса Шапиро чуть не выгнали – он брезговал традиционными этюдами, сразу мечтая о полноценном «Гамлете». Когда же педагог Ф. Александрин поручил ему роль Ленина в отрывке из погодинской пьесы, Адольф – в гриме и костюме «под вождя», спеша характерной энергичной походкой на репетиции через сквер у Зеркальной струи, пугал отдыхающих. Именно эта роль чуть не стоила ему свободы. Театральные нравы всегда отличались свободомыслием, и Адольф неудачно пошутил в адрес исполнителя роли Дзержинского: «Миша, у тебя же шинель в крови». Пока наивный однокурсник вопрошал «где?», обыскивая подол шинели из костюмерной, некто «доблестный» уже донес на Шапиро в защиту светлой памяти чекиста. Исключительно чудом дело удалось замять – хоть на дворе и была «оттепель», но здание КГБ серело и давило своей громадой просто напротив театрального института.

 

Из ада пустыни – в балтийский рай

Сначала Адольфу Шапиро без всяких объяснений закрыли организованный им в ДК Связи театр, где, помимо основной работы уже увлеченно играли такие «звезды», как Л. Попова, Л. Сердюк-мл. и В. Ивченко, а затем неблагонадежного и строптивого Адольфа послали по распределению в заштатный музыкальный театр Казахстана (!), но он «сбежал» в свободолюбивую Прибалтику. В 60-90-е здесь бурлил театральный «котел»: не остывал интерес к великим традициям «театральности» М. Чехова и Э. Смилгиса (с ним Шапиро даже еще успел подружиться!); метафорический и романтический театр Альфреда Алунана в Риге, концептуализм Йонаса Вайткуса в Каунасе, знаменитый Паневежисский театр-студия Юозаса Мильтиниса, школа «стариков»: Вальдемара Пансо и Карела Ирда в Эстонии, становление и развитие «новой театральной реальности» Эмунайтаса Некрошуса – вместе вся эта среда питала харьковского выпускника Адольфа Шапиро. Он и сам не отставал – осуществил нашумевшие спектакли по Я. Райнису и Г. Ибсену, А. Арбузову и А. Островскому, Г. Клейсту и Б. Брехту, Л. Пиранделло и А. Чехову, за что был награжден орденом «Pro terra mariana» (за вклад в культуру Эстонии), званием Народного артиста и Лауреата госпремии Латвии. Хотя сегодня «свободный художник» Шапиро, осознанно выбравший себе такой путь во второй половине творческой жизни, к наградам относится очень скептически. Режиссер считает их осколком тоталитарно милитаристической табели о рангах: «во всем мире такого уродства нет, а у нас все еще – «народный артист», «заслуженный путеец»… артист ведь величина не постоянная, сегодня ты талант, а завтра уже «бывший», и «погоны» тебя не защитят».

 

«Что, батенька, будем работать или саботировать?»

Это была первая фраза, произнесенная Лениным-Шапиро в учебном отрывке. Сегодня Адольф Яковлевич видит в ней мистическое предзнаменование своей судьбоносной встречи с главным учителем в профессии – М. Кнебель. Уже учась у нее в Москве, Шапиро узнал, что в «Патетической сонате» Ленин произносил реплику, некогда реально адресованную отцу Кнебель. Вся жизнь – закономерность, состоящая из цепочки случайностей, – считает режиссер. Унаследовав от Марии Осиповны куражистое стремление не только изучать, но и развивать систему Станиславского, Адольф Шапиро отнюдь не придерживается догм в искусстве и педагогике. Потому-то его «Последние» по Горькому в театре «Табакерка» так не похожи на «Вишневый сад» с Ренатой Литвиновой во МХАТе, а все они – на дерзко ломающий стереотипы сюжетности спектакль по книге Станиславского «Работа актера над собой», недавно осуществленный Шапиро в Высшей национальной театральной школе Лиона. Главное, что зависит от мастера, полагает Адольф Яковлевич, – дать студенту профессию, при этом не убив индивидуальность.

Шапиро не позиционирует себя ни как правоверный «станиславовец», ни как последователь Гротовского: «Я люблю любой театр законченной художественной формы». Немалую роль в этом сыграла харьковская «закваска». Он учился у сына «нераскаявшегося мейерхольдовца» А. Глаголина, чтил традиции Курбаса, смог оценить не только ментальную украинскую школу «корифеев», но и «фантастический реализм» Н. Акимова в Ленинградском театре Комедии, где после практики Шапиро даже оставляли работать. «Все-таки, харьковский театральный институт гениальный!», – эмоционально подытожил российский метр. Однако, истинно русскую психологическую школу Шапиро постиг уже в Москве – на спектаклях А. Эфроса или репетируя с непостижимо одаренным О.Ефремовым. Как-то великий создатель «Современника» поделился с Шапиро: «А ведь Роден ничего не понимал. Кто же так думает?!» (Ефремов скопировал напряженно согбенную фигуру «Мыслителя»). «А как думают, Олег?». Ефремов неловко потоптался, смял сигарету, потом вдруг освободил мышцы и распрямился, поднял голову, точь-в-точь как в фильме «Гори, гори, моя звезда» распрямил плечи перед расстрелом его герой: «Вот так думают».

С молодым азартом Адольф Шапиро верит, что все настоящие «пионеры» поначалу считались самодеятельностью. Поэтому именно фигура неутомимого искателя театрального Грааля Станиславского магнетизирует его чрезвычайно. По запросу московского издательства Шапиро уже несколько лет пишет о Станиславском капитальную монографию. Бывший мальчик из провинции сегодня не только ставит на подмостках Станиславского, но и является его биографом! «У меня никогда не было комплексов», – считает сам режиссер. Это и помогло ему состояться и даже сейчас продолжать выбирать новые дороги для самореализации.

Адольф Шапиро утверждает, что самое ценное, что есть в его жизни – это воспоминания, ведь их нельзя отнять даже у сидящего в тюрьме. Поэтому особенно дороги нынешние искренние слова, запечатлевшие мысли урожденного харьковчанина на память о его посещении родного вуза и города: «Трудно выразить чувства, которые испытываешь в доме-гнезде, из которого ты вылетел много лет назад. Благодарность? Да. Нежность? Да! Почтение? Да. Короче, – чувство любви, которая никогда не пройдет. Всегда Ваш, Адольф Шапиро».