С.В. Колосова

Драматургия Н. Гумилева в откликах современников


История изучения драматургии Н.С. Гумилева невелика. Это связано как с судьбой наследия поэта в целом, так и с тем, что его драматургия не считалась важной и ценной частью его наследия. Между тем, это не так. Свидетельством этому являются как отклики современников поэта.Так, например, С.А. Ауслендер в «Воспоминаниях о Н.С. Гумилеве» пишет об участии поэта в постановке Н. Евреиновым «Ночных плясок» Ф. Сологуба. В. Неведомская писала об экспромте - пьесе-импровизации «Любовь-отравительница», которую он сочинил для домашнего спектакля. О.А. Мочалова в воспоминаниях в Гумилеве сообщала, что ее стихотворение «Песня безнадежная» стала источником финала «Гондлы»,  а К.И. Чуковского поразило, что поэт помнил это произведение наизусть. А. Левинсон лучшей драмой поэта считал «Дитя Аллаха», но вообще не верил в драматические способности пьес поэта: они казались автору воспоминаний лишь комментарием к его поэзии.

В. Брюсов, С. Ауслендер подчеркивали экзотический колорит поэзии Гумилева, который пришел в русскую поэзию как «молодой рыцарь» приходил на турниры «еще с лицом, закрытым забралом». Как и В. Брюсов, он отмечает, прежде всего, описания «пыльных картин веков прошедших, стран далеких, фантастических, к которым постоянно влечется его воображение романтика». И если В. Брюсов и С. Ауслендер готовы принять «прихотливые фигуры» Гумилева, то В.Л. Львову-Рогачевскому они кажутся нелепыми, как, например, его Дон Жуан.. Резкой была оценка Б.А. Садовским книги стихов Гумилева «Чужое небо». Вместе с тем, рецензент уловил важнейшую особенность его поэтики:  стилизацию и различные формы интертекста, которые функционировали в его поэзии и пьесах.

Не случайно М.М. Тумповская в рецензии на «Колчан» пишет именно об этом: «Реминисценции, живая экзотика, война с ее стихийным захватом, – вот, кажется, те проявления мира, среди которых возник “Колчан”». В рецензии на книгу Гумилева «Костер» А.Я. Левинсон дает характеристику пьесе «Дитя Аллаха», в которой ощущает связь текста этой арабской сказки с целым рядом текстов мировой литературы, причем не в конкретных образах и сюжетах, а с самой атмосферой, настроением, деталями произведений мировой литературы, которые он называет «воспоминаниями». Но то, что для А.Я. Левинсона является воплощением «воспоминаний», для Г. Гальского «гениальный плагиат»: «…и невольно вспоминается пушкинское “Жалею я о воре”» [с. 461 – 462]. Г. Галльский считает своего рода претекстом творчества Гумилева поэзию Брюсова, а А.Я. Левинсон в рецензии на «Романтические цветы» – французскую поэзию. Вывод, к которому приходит рецензент, вновь возвращает к важнейшей особенности поэтики Гумилева, которую он в данном случае называет «эклектикой». Это высказывание, с одной стороны, очень точно характеризует отношение современников к особенностям функционирования «чужого» слова в русской поэзии Серебряного века. С другой, свидетельствует и о состоянии науки в ту пору: то, что исследователями наших дней осмысляется как элемент художественного мышления эпохи модернизма, казалось вторичностью, подражательностью, «эклектикой».

Please publish modules in offcanvas position.

Наш сайт валидный CSS . Наш сайт валидный XHTML 1.0 Transitional